их очень много. Иногда человек (по своему усердию даже) начинает что-то делать так, как именно он понимает. Хорошо, если он прислушается, когда ему сделают замечание, скажут, что он не во всем прав. И тут мы неизбежно соприкасаемся с вопросом: где же правильно, а где – не то?
Прежде всего, нужно помнить, что приходим мы – к Богу, в храм Божий. Существуют такие понятия как Устав, правила Церкви. Да, многие этого не знают. Но ведь перед тем, как садиться за руль автомобиля, человека заставляют учить правила дорожного движения. В Церкви немного другая ситуация: человека никто не заставляет приходить, он сам там появляется. Хотя ведь и пешехода тоже можно оштрафовать, если он не знает правил движения. В то же время, когда человек попадает в какое-то общество, в какую-то систему, он все-таки вынужден знакомиться с теми правилами, какие там существуют. Особенно это заметно в армии. Там существует устав, форма, существуют законы. В сущности, армия по своему устройству копирует устройство Церкви. Тут и единоначалие, и иерархия, и послушание, и устав. Ну, и когда кто-то что-то не так делает, мы начинаем возмущаться, что у нас с армией что-то не так. Но ведь в армию тоже приходят люди из общества, из мира. А о том, что такое мир, сказано в Евангелии: «Аще бы от мира были, мир любил бы свое, но поскольку вы не от мира, поэтому ненавидит вас мир!» Если мы будем помнить эти слова, многое из того, что происходит в окружающей жизни, перестанет нас удивлять.
На чем же остановиться в главном? Существует в храме престол, а все остальное – уже остальной храм. И когда человек ощущает это с детства (а меня Господь сподобил вырасти в Церкви), то все это органично чувствуется.
Я до сих пор удивляюсь некоторым людям, которые и в церковь-то давно ходят, а у них нет в душе того благоговейного чувства, которое мы, что называется, впитали с молоком матери (мама-то моя была очень верующая, с 15-ти лет до 90-та она пела в церкви). Я помню, что когда выходили на литию (а у нас, как и подобало, на литию выходили прямо к притвору), так вот, эту линию – от священника до алтаря – я, будучи прислужником, не мог пересечь. Я не мог ее пересечь: я понимал, что я не имею права этого сделать, я мог ее только обойти! Я не видел ее, но чувствовал!
Кстати, ныне покойный отец Феодор Соколов пригласил однажды своего школьного друга Костю в алтарь на Пасху. А Костя был внуком Владимира Петровича Седова (того человека, которому митрополит Филарет (Дроздов) являлся дважды наяву). Костя был верующим мальчиком, все понимал и знал, но вдруг ему вздумалось перейти на другую сторону алтаря. Он двинулся по направлению между престолом и Царскими вратами, и тут некая сила его отбросила назад – как Марию Египетскую в свое время! Он весь затрепетал и стоял, не шелохнувшись, пока кто-то не подошел к нему и не сказал: «Здесь же нельзя ходить, я тебе не сказал!» А он ответил: «Теперь я понял!» То есть, даже совершенно реально это место ограждается Ангелами.
Одному благочестивому отроку было видение во время пения Херувимской: весь храм наполнился Ангелами, а в алтаре – только Огонь, Пламень… Этот отрок наверняка не знал слов Псалтири: «Творяй Ангелы Своя духи и слуги Своя пламень огненный…» Но это было воистину так, так он и рассказал!
Про Ангелов очень интересно сказал отрок: «У них зубов нет, у них во рту – огонь». Ну, это придумать невозможно. Значит, все это есть, благодать присутствует в храме невидимо, Ангелы присутствуют, поэтому в храме мы должны присутствовать с особым трепетом.
Конечно, особенно трогательно вспомнить про Афон. На Афоне в храме стоит полная тишина. Если что-то необходимо сказать, то говорят шепотом или знаками. После того, как Господь впервые сподобил меня быть на Афоне, меня спросили: «Что такое Афон?» Сначала я замер, не зная, что сказать, а потом ответил: «Безмолвие. А-фон». «Фон» – это «звук». «Фонетика», «мегафон», «телефон» – все это «фон». «А-фон» – «беззвучие», отсутствие звука. Поэтому в храме, прежде всего, должно быть благочестивое молчание, безмолвие. Всякие разговоры в храме по-настоящему недопустимы. Это нужно знать не только тем, кто вновь приходит, но и тем, кто ходит постоянно в церковь: в церкви нужно молчать. Само богослужение Великой Субботы напоминает нам об этом: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет: Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным». Ведь если бы мы хотя бы вдумывались в эти слова, то многих вопросов бы мы не задавали.
Всякие разговоры в храме по-настоящему недопустимы
Слава Богу, теперь у нас есть воскресные школы, есть возможность детей просвещать. И великая благодарность нашему Первоиерарху, Святейшему Патриарху, за то, что он обращает внимание на миссионерские подвиги. Миссионерство – оно особенно нужно сегодня в нашей Церкви. Потому что сейчас люди часто набираются слухов: где-то кто-то кому-то сказал, и пошло гулять дальше. Ладно бы, если бы они только к себе это применяли, но ведь и других учат поступать так, как они услышали.
Надо понимать, что не все одинаково подходит всем. Например, пост. Не всякий может понести пост в полную меру, потому что существуют обстоятельства служебные, обстоятельства семейные, обстоятельства своего личного здоровья. Сказано: «В Церкви постом не положено вкушать скоромную пищу…» Не «нельзя», а «не положено». Допустим, рыба – в субботы и воскресения, а в другие дни – «не полагается». Масло – по вторникам и четвергам, а в понедельник, среду и пятницу – без масла, масла «не положено». Но «не положено» – это не «нельзя»! Это вещь очень существенная. Например, «поклоны – не положено», но это не значит, что нужно за шиворот хватать того, кто делает поклон – да пусть поклонится, ничего в этом страшного нет! Потом узнает, что «не положено». А вдруг у него сейчас особое душевное состояние, ведь земной поклон – выражение смирения, покаянного чувства. Может быть, у него сейчас как раз такое состояние? Может, ему стоять-то стыдно и смотреть на небо, может, он испытывает такое раскаяние сильное сейчас? Пусть…
Но есть и другое. Например, говорят: «Благословите мне есть молоко, у меня здоровье не позволяет…» Помню, отец Сергий Орлов (человек
