на ней, то его побуждением является любовь. Самое главное – любовь, а потом уже все остальное. Так и с человеком, который любит Бога, но намного больше, и он действует, меряя все любовью к Богу.
Церковь – это не то место, где учат детей быть хорошими, чтобы они потом не стали принимать наркотики и не попали в тюрьму, а место, где учатся любить Бога. Кто хочет только того, чтобы его дети были хорошими, тот пусть водит их не в церковь. Пусть он водит их в какое-нибудь другое место. Никакой нужды нет водить их для этого в церковь, мучить их стоянием с раннего утра, с 7 часов, в храме. Пусть водит их в другие места – ведь есть столько мест, групп, систем обучения, где детей учат быть хорошими.
Человек, приходя в Церковь, должен научиться любить Бога. Если он не поймет этого, то он ничего не добьется. Говоря «любить Бога», я имею в виду не какого-то абстрактного бога, сидящего где-то за облаками, которого мы хотели бы любить, но только он – в своем доме, а мы – в своем. Я имею в виду: любить Иисуса Христа; говоря «чтобы он любил Его», имею в виду: любить Его больше всего. Если ты любишь, то ты любишь самоотверженно, в противном случае ты не любишь.
Скажут мне: «Хорошо, значит, чтобы любить Бога, я должен стать монахом?»
Нет, конечно! Кто тебе сказал такое? Ты можешь любить Бога и жениться, и совершить тысячу дел, и жить в обществе, спору нет. Любовь к Богу, однако, должна быть для тебя на первом месте, а не так, что сначала другие дела, а потом уже любовь к Богу. Если ты ставишь другие дела на первое место, а уже затем – любовь к Богу, тогда это и не любовь, а приспособление, подлаживание.
Получается, что мы хотим держать Бога в уголке – на всякий случай, чтобы у нас не было проблем: чтобы Он не прогневался и мы не заболели бы или с нами чего-нибудь не случилось бы. Так что иногда Бог бывает нужен нам, и поэтому не будем упускать Его, чтобы, когда Он нам потребуется, мы Его позвали бы – и Он вышел бы из угла. Или, когда умрем, чтобы Он поселил нас в раю.
Нет, не так надо. Потому и Христос говорит нам, что Он не хочет теплохладности. Он сказал, что выплюнет, изблюет того, кто теплохладен [6]. Бог не желает такого. Бог хочет, чтобы ты Его любил.
А разве мы с вами не такие же? Сколько раз бывало, что приходят супруги и говорят: «Я понял, что моя супруга (мой супруг) не любит меня, и не могу вынести этого!»
Да, мы не допускаем того, чтобы другой любил нас мало. Мы хотим, чтобы другой любил нас безусловно. Ведь любовь – это сила, не знающая ограничений, тем более Божия любовь – она безгранична. И нам нельзя любить Бога мало.
Скажут мне: «Я хочу сильно любить Его, но не могу. Я не умею этого!»
Ну, хорошо, я понимаю: мы все хотим любить Бога, но наша повседневная жизнь такова, к сожалению, что у нас не получается любить Его так, как следовало бы. Однако будем пытаться, по крайней мере; хотя бы поймем, что нужно любить Его всецело. Давайте хотя бы в теории не будем ошибаться; другое дело – на практике: там мы не умеем, но там существует покаяние. Покаяние в конечном счете спасет нас, именно оно спасет нас, а не дела. Однако когда мы и в теории грешим, тогда мы достойны жалости. Всю свою жизнь прожить в Церкви, водить внука своего в церковь, причащать его, заставлять молиться, исповедоваться, читать книги о святых, а когда он захочет подражать тому, о чем читает, ты отступаешься – тогда, действительно, что тебе сказать? Жалко потраченных тобою лет, жалко обувь, которую ты истоптал, ходя в церковь. Лучше бы ты не приходил сюда вовсе. Такие люди намного хуже других людей.
Признаюсь вам, что знаю таких религиозных, благочестивых людей, которые бывают хуже бесов, стоит только Богу слегка задеть их, то есть чтобы кто-нибудь из их ближних захотел сделать шаг вперед. Видел я и других людей, далеких от Бога, которые встречали проблемы и выбор своих детей благородно и с достоинством. Вот и говоришь себе: человек может годами ревностно ходить в церковь, он может состариться, сидя на табуретке или скамейке в храме, и не иметь в душе ничего, что напоминало бы об Евангелии и Церкви. Что толку от всех этих лет?
Знаете, этот случай, о котором я вам рассказал, не самый страшный. Бывают и другие, и тогда мы обнаруживаем, прикоснулись ли мы к Церкви за все эти годы.
Мне приходит на память один старец со Святой Горы, который говорил: «Я спрашиваю себя: читал ли этот человек вообще когда-нибудь Евангелие?» Он говорил это главным образом о священниках и духовниках, которые держали себя так, как будто никогда не читали Евангелие. Господи, сохрани и помилуй нас!
Это трагедия – всю жизнь простоять в храме и не понять, почему Христос стал Человеком, не понять, что Он стал Человеком, чтобы привлечь нас и чтобы мы Его возлюбили, и все эти святые, на чьи праздники мы ходим и чьи иконы целуем, были не иными какими, а такими же людьми, как и мы, но только они возлюбили Бога всем сердцем.
Мы не поняли также, что первая и особая заповедь – это не стать хорошим человеком или хорошим ребенком, а возлюбить Бога всем своим сердцем. Я могу быть окаянным, треклятым, но любить Бога и каяться потом в делах, которыми огорчаю Бога. И могу быть порядочным, но не любить Бога, а любить свои страсти, прилепиться к своим страстям, и когда начнется противоречие между Богом и моими страстями, то я предпочту оттеснить подальше Бога и выставить вперед страсти, какая бы это страсть ни была – сластолюбие, сребролюбие, славолюбие, все наши пороки и ничтожество.
Действительно, такой человек – самая трагичная фигура, какая только может быть: годы подряд провести в храме и вообще так не понять цели, ради которой Христос стал Человеком, и спрашивать себя: «Но почему тот-то делает то-то? Разве он не мог сделать что-то другое? Бог хочет того, Бог хочет другого…»
Бог ничего не хочет. Чего Он может хотеть от нас? Только одного – нашего спасения. А как мы совершим наше спасение – это уже вопрос нашего выбора.
В Церковь мы приходим, чтобы научиться любить Христа – конкретного Христа, не что-то неопределенное, а конкретную личность, Того, Кто ради
